Опыт последнего столетия ясно показал: создать подлинное Исламское Государство в рамках существующих моделей современного государства — невозможно. Однако если подразумевается то, что будто Исламское Государство в принципе невозможно в нашу эпоху — это не так. Подобное утверждение означало бы, что интеллектуальное пространство капитулировало перед очередной версией тезиса Фукуямы о «конце истории», где история человечества якобы завершается на капитализме.
Авторы однополярного мира, возникшего после «Холодной войны», вцепились в тезис Фукуямы как в спасательный круг. Но так называемый «новый мировой порядок» оказался старым, хорошо знакомым миром — и вместе с глобализацией он принёс человечеству, особенно мусульманам, лишь новые волны оккупаций, крови, грабежа, неравенства и страха. Этот порядок стал синонимом беспорядка. В таких условиях для мусульманского мира поиск новой модели стал не просто возможностью, а единственным выходом. Мы живём в уникальной исторической точке — в моменте радикального перелома. Именно на этом фоне появляются тезисы о невозможности Исламского Государства и звучат призывы к мусульманским интеллектуалам — не создавать новое, а просто «влить в современное государство как можно больше исламской морали».
После этого краткого обзора давайте перейдём к более подробному рассмотрению темы.
Когда десять лет назад была опубликована книга «Невозможное государство», она вызвала оживлённые дебаты в интеллектуальных и академических кругах. Её автор, Ваэль Халляк, утверждает: современное национальное государство возникло как результат особого исторического опыта и по своей природе противоречит исламскому правлению. Это проявляется в характерной для него системе суверенитета, монополизации законодательства, централизованной власти, бюрократическом механизме и способности навязывать культурную гегемонию.
С наступлением современности произошло разделение между «фактом» и «ценностью», между «тем, что есть» и «тем, что должно быть». Это привело к разрыву между правом и моралью. Современное право утратило связь с моралью — то есть с божественным определением добра и зла.
В исламском же правлении право и мораль неотделимы. Законы разрабатываются не государством — которое всегда стремится к сохранению собственной власти, — а независимыми учёными-факихами при обязательном соблюдении норм Шариата.
Поскольку современное государство наделяет себя суверенитетом и исходит из человеческих, а не божественных законов, оно лишено высшего источника легитимности. Это и делает его уязвимым к кризису легитимности. Теории вроде «разделения властей» стремятся преодолеть этот кризис, но на практике добиться этого не удаётся. В отличие от него, в исламском правлении суверенитет и господство принадлежат Аллаху, а законодательство основывается на Его Шариате. Это даёт Исламскому Государству опору на высший, божественный источник легитимности. Если современное государство пытается конструировать свою легитимность, то исламское опирается на уже существующий, вечный источник.
Именно из-за этих глубоких структурных противоречий Исламское Государство не может быть построено в рамках современной государственной модели. Но делать из этого вывод, что Исламское Государство вообще невозможно в нашу эпоху, — значит совершать принципиальную ошибку в оценке действительности.
Государство — или политическая власть — это инструмент, с помощью которого в обществе реализуются доминирующие идеи, убеждения и ценности.
В Средние века, под влиянием схоластического мышления, общество находилось под прямым контролем Церкви или короля, получавшего свою легитимность от Церкви (теократическое государство). Современное государство возникло тогда, когда ведущей идеей стали общественные договоры. То есть каждую историческую форму правления определяли господствующие в обществе убеждения своей эпохи.
И в традиционных, и в современных формах правления именно господствующие парадигмы создавали политические системы и определяли их легитимность. Каждая идея или мировоззренческая система, меняя образ мышления и социальные связи, формирует своё представление о легитимности и создаёт такую форму государства, которая соответствует её природе. Поэтому каким бы ни было преобладающее мировоззрение в обществе — именно под него выстраивается политическая структура.
Современное государство — это не универсальная форма, а продукт конкретной эпохи и конкретного исторического опыта Европы. И здесь уместно задать вопрос: могло ли современное государство возникнуть, скажем, в условиях Средневековья — в период феодализма и доминирования схоластики? Исключить само современное государство из хода исторических изменений, остановить этот процесс — это то же самое, что сделал Фукуяма, объявив либерализм финалом истории.
На этом этапе можно указать на причины, по которым Исламское Государство в наше время не невозможно, а, скорее, затруднено. Прежде всего — способность современного государства формировать тип гражданина, который сам наделяет это государство легитимностью. Через школы, университеты, СМИ, соцсети и лояльные государству общественные организации оно воспроизводит нужный тип личности. Это создаёт беспрецедентную культурную гегемонию, которой не было в истории до этого.
Ещё одна причина, по которой Исламское Государство воспринимается как вызов — это националистическая природа современного государства. Национальная идентичность и современное государство почти неразделимы. Границы, нарисованные колониальной Европой для раскола Уммы, стали основой для строительства жёсткой национальной принадлежности. Но означает ли это, что мусульмане — живущие сегодня в рамках национальных государств — утратили сознание Уммы? Нет. Хадж, даже в его современной форме, остаётся одной из самых мощных практик, питающих это сознание.
Даже один эпизод, который мы наблюдали во время недавних событий в Газе, показывает: современное национальное государство так и не смогло уничтожить сознание Уммы. Что я имею в виду под этим «моментом»? Я говорю об образе египетских мусульман, которые, чтобы помочь своим братьям и сёстрам в Газе, пробили отверстие в бетонной стене на границе между Египтом и сектором Газа — чтобы передать туда хлеб и воду. Эта сцена стала символом братской привязанности, настолько сильной, что она буквально разрушает стены. Такое событие можно сравнить с падением Берлинской стены — символическим концом «Холодной войны». Но, несмотря на свою эмоциональную силу и значимость, оно пока не стало точкой поворота, после которой можно было бы сказать: «Национальные границы больше не имеют значения для мусульман».
Возможно, как пишет сам Халляк, столь пессимистичное восприятие связано с тем, что мы стали жертвами механизмов, с помощью которых современные западные государства формируют мышление людей — внушая, будто установленный ими мировой порядок вечен и не имеет альтернатив.
А может быть, как он сам и замечает, академическая среда — один из главных инструментов культурного господства современного государства, где право отделено от морали, — формирует такой стиль мышления, при котором, даже говоря о будущем Исламской Уммы, человек не чувствует необходимости опираться на исламскую нравственность.
Согласно Халляку, даже если исламская система правления где-то и возникнет, она столкнётся с серьёзными вызовами. В условиях глобализации ей придётся вести борьбу с мировым культурным экспансионизмом. А поскольку баланс сил в мире явно смещён в пользу Запада, Исламское Государство окажется под сильным давлением существующего международного порядка. И, скорее всего, перед лицом этих вызовов оно либо ослабнет, либо будет разрушено.
Исходя из этого, Халляк предлагает три возможных сценария для Исламского Государства:
- Полная победа глобализации и исчезновение исламской системы.
- Состояние постоянного напряжения между двумя порядками.
- Вариант сотрудничества и диалога.
Вот к какому финальному выводу он приходит.
На самом деле, Ваэль Халляк хорошо осознаёт кризис, в котором оказался современный государственный порядок. Более того, он понимает, что западная интеллигенция не обладает потенциалом, чтобы этот кризис преодолеть. Именно поэтому он утверждает, что в мире, где международные структуры буквально заполнили всё, исламскому управлению не осталось места, потому что, по его мнению, Запад представляет собой слишком мощную и всепроникающую глобальную силу.
Поскольку, по его убеждению, преодолеть эту ситуацию невозможно, он предлагает влить исламскую мораль в светское государство и существующий мировой порядок — ту мораль, которой там нет, но которая есть в Исламе. В финале своей книги он обращается к мусульманским интеллектуалам с призывом к сотрудничеству с западными мыслителями. Он надеется, что тупики, с которыми не справляется западная мысль, можно будет преодолеть с помощью мусульманского вклада.
Субханаллах! (Пречист Аллах!).
قُل لَّا يَسۡتَوِي ٱلۡخَبِيثُ وَٱلطَّيِّبُ وَلَوۡ أَعۡجَبَكَ كَثۡرَةُ ٱلۡخَبِيثِۚ فَٱتَّقُواْ ٱللَّهَ يَٰٓأُوْلِي ٱلۡأَلۡبَٰبِ لَعَلَّكُمۡ تُفۡلِحُونَ
«Скажи: «Скверное и благое не равны, даже если изобилие скверного понравилось тебе (или удивило тебя)». Бойтесь же Аллаха, обладатели разума, — быть может, вы преуспеете» (5:100).
Халляк предлагает нам по-новому «открыть» Запад. Более того, он надеется, что западные мыслители, не сумевшие преодолеть кризисы собственной системы, откроют для себя нравственность через Ислам. Он старается сказать это утончённо, облечённым в научный стиль языком — но суть та же, что у многих востоковедов до него.
А мы, следуя языку Мусы (мир ему), хотим спросить:
أَتَسۡتَبۡدِلُونَ ٱلَّذِي هُوَ أَدۡنَىٰ بِٱلَّذِي هُوَ خَيۡرٌۚ
«Неужели вы просите заменить лучшее тем, что хуже?» (2:61).
Межгосударственный порядок, возглавляемый США, удерживает свою глобальную гегемонию не благодаря внутренним достоинствам, а за счёт эксплуатации экономических ресурсов исламского мира, контроля над проливами и стратегическими транспортными узлами, а также благодаря разветвлённой сети военных баз, разбросанных по десяткам стран. На деле то, что делает Америку «первым государством мира», — это не её собственные возможности, а зависимость множества режимов, которые обслуживают её интересы. Когда эти режимы падут — падёт и она. То, что удерживает Америку на плаву, — это костыли, поставленные в исламском мире. Без этих костылей она — мёртвая империя.
Об этом говорят и многие западные политологи. Один из них — Патрик Бьюкенен, автор книги «Смерть Запада» («The Death of the West»). Бьюкенен, баллотировавшийся в президенты США от Реформаторской партии в 2000 году, опубликовал 23 июня 2006 года статью под названием «Идея, время которой пришло». В ней он пишет, что идея исламского правления стремительно распространяется среди мусульман — от Марокко до Индонезии. Более того, он прямо называет Ислам «идеей, время правления которой пришло» и заявляет: «Ни одна, даже самая могущественная армия мира не сможет остановить идею, чьё время пришло».
Похожее наблюдение делает и Ноа Фельдман в своей книге «Крах и возвышение Исламского Государства». Он пишет: «Тренд, наблюдаемый в исламских землях от Индонезии до Марокко, показывает: большинство людей в этих регионах считает, что Исламский Шариат должен быть основой законодательства».
Движение, охватившее центральные регионы исламского мира за последнее десятилетие, подтверждает эту тенденцию. Оно поднялось словно цунами и смело с арены региональных акторов, связанных с Америкой, — тех, кто удерживал позиции во внутрисистемной политике на протяжении тридцати-сорока лет.
Да, США совместно со своими региональными союзниками пока что сумели взять под контроль эти революционные волны — от Туниса до Сирии — и частично интегрировать их в существующий международный порядок.
Однако коренные проблемы, которые стали причиной этого движения, не только не были решены — их попросту замели под ковёр.
Самым убедительным подтверждением этого стало неожиданное начало операции «Наводнение аль-Аксы» — в тот момент, когда страны, чьи революции были украдены, стремительно налаживали отношения друг с другом.
Этот взрыв стал напоминанием: несмотря на все соглашения, нормализацию и попытки забыть недавнюю историю, сила Уммы всё ещё жива, она может заявить о себе внезапно, в самый неожиданный момент.
И тогда Шам взорвётся. Исламское Государство вновь вернётся на свою географическую глубину — от Марокко до Индонезии.
Послушайте, что говорит бывший директор ЦРУ Майкл Хайден: «Исчезновение одного лишь государства, чьи границы были проведены по соглашению Сайкса–Пико в 1916 году, приведёт к исчезновению всех искусственных границ, установленных после Первой мировой войны. В этом случае на пересечении цивилизаций (на Ближнем Востоке) возникнет пространство, лишённое управления... И это, в буквальном смысле, будет означать взрыв Леванта — хаос и разрушение векового порядка в Ливане, Иордании и Ираке».
Обратите внимание: даже сама вероятность того, что в одной из стран исламского мира может быть создано настоящее исламское государство, воспринимается как угроза для западного порядка. Бывший глава ЦРУ Майкл Хайден прямо говорит, что одна лишь такая возможность способна поколебать вековую систему и изменить глобальный баланс сил.
Вернёмся теперь к вопросу, вынесенному в заголовок: возможно ли Исламское Государство в рамках современных государственных форм?
Безусловно, возможно. Но — только при условии следования методу, которому учил Посланник Аллаха (с.а.с.).
В VII веке нашей эры Пророк (с.а.с.) обращался к племенам Аравии, каждое из которых представляло собой самостоятельную политическую силу, и звал их под защиту Ислама. Он не пытался встроить Ислам в существующие племенные структуры, а искал новую основу — государство, основанное на Откровении.
Одним из таких племён было Бану Шайбан. Встреча с ними заключала в себе стратегически важные детали — именно они дают нам понимание того, как можно преодолеть ту самую глобальную гегемонистскую силу, которую Халляк считает почти непреодолимой.
Племя Бану Шайбан занимало обширную территорию: от Ямамы (центральная Аравия) до Басры, Аль-Джазиры и Диярбакыра — включая регион, который мусульманские географы позже назовут Верхней Месопотамией. Особое значение заключалось в том, что они соседствовали с могущественной Сасанидской империей — одной из двух мировых держав того времени.
Один из их предводителей, аль-Мусанна ибн Хариса, сказал Пророку (с.а.с.): «Мы можем защитить тебя от арабских племён, но не сможем защитить от Персидской империи».
Обратите внимание: они, по сути, разложили перед собой карту и обсуждали геополитику. Аль-Мусанна прямо сказал: «Ты зовёшь нас к такому делу, которое совсем не по нраву правителям».
А теперь обратите внимание на слова, сказанные Посланником Аллаха (с.а.с.):
إِنَّ دِينَ اللهِ لَا يَنْصُرُهُ إِلَّا مَنْ أَحَاطَهُ مِنْ جَمِيعِ جَوَانِبِهِ
«Это — религия Аллаха… И Аллах помогает Своей религии только через тех, кто охватывает её целиком — со всеми её аспектами и обязанностями» (Байхакы, Даляиль).
Из этих слов видно: Пророк (с.а.с.) не желал основывать государство, полагаясь на племя, которое не готово было выйти из-под зависимости от региональной или глобальной власти — говоря сегодняшним языком, из-под давления международного порядка. (Это так же хороший ответ на вопрос: почему, придя к власти, так и не смогли стать по-настоящему сильными).
В итоге поиски Пророка (с.а.с.) продолжались до тех пор, пока он не встретил ансаров из Медины. Именно они предоставили ему политическую опору, на базе которой он смог построить полноценную власть. Во время Второй присяги при Акабе ансары сказали нечто схожее с тем, что говорили лидеры Бану Шайбан: «О Посланник Аллаха! У нас есть соглашения с иудеями Медины. Мы готовы их разорвать. Мы будем защищать тебя и твою религию, как защищаем свои жизни, имущество, честь и детей. Мы готовы сражаться против чёрных и красных…» (Это арабское выражение означает: против всех, кого бы это ни касалось.)
Затем они спросили:«А что мы получим взамен?», — и Посланник Аллаха (с.а.с.) ответил: «Рай».
После этого Посланник Аллаха (с.а.с.) принял решение о хиджре. И когда он сообщил своим сподвижникам о возможности переселиться, он произнёс замечательные слова:
إِنَّ ٱللهَ عَزَّ وَجَلَّ قَدْ جَعَلَ لَكُمْ إِخْوَانًا وَدَارًا تَأْمَنُونَ بِهَا
«Поистине, Аллах даровал вам братьев и землю, на которой вы будете в безопасности. Теперь вы можете совершать хиджру» (Ибн Исхак).
Земля, на которой можно быть в безопасности — это значит государство, обладающее полной суверенностью; государство, которое может защищать Ислам, обеспечивать безопасность своих граждан и отстаивать собственную политическую и общественную структуру.
Вот с такой политической решимостью и стратегической мудростью Посланник Аллаха (с.а.с.) создал сильное государство — в самом центре противостояния двух мировых империй. И оно вскоре распространилось на земли этих империй — Византии и Персии.
Так сбылось предсказание императора Византии Ираклия. В мекканский период, когда Ислам был слаб, он сказал Абу Суфьяну: «Если всё так, как ты говоришь, то однажды этот юноша овладеет всей землёй, что лежит у моих ног».
Невозможное стало возможным
И вот теперь современные гегемоны снова, день за днём, повторяют своё «предсказание» — о страхе перед возрождением Халифата. В декабре 2024 года, после встречи министров иностранных дел НАТО в Брюсселе, госсекретарь США Энтони Блинкен заявил: «Нам крайне важно, чтобы Халифат не был восстановлен».
Но однажды им придётся столкнуться с этим страхом. И невозможное снова станет реальностью.
Как когда-то ансары Медины поняли, что их земля, истощённая войнами и кризисами, нуждается не в очередной власти, а в управлении, основанном на пророческом методе, так же и в современном мире тоже обязательно появятся новые ансары. Это будут те, кто осознает: единственный выход из хаоса, эксплуатации и зависимости — это Ислам. И тогда региональные акторы, сделавшие Америку гегемоном, лишатся своих костылей. А межгосударственный порядок изменится — безвозвратно.
То, что случилось однажды, может случиться снова. Для тех, кто размышляет, это не выглядит невозможным.
Как писал Томас Пейн в «Веке разума»: «Равновесие изменилось. Да, мусульманский мир пока под нашим контролем. Но то, что случилось однажды — может случиться снова».
Что ж, если это век разума — будем же разумными.
وَمَا ذَٰلِكَ عَلَى ٱللَّهِ بِعَزِيزٖ
«Это для Аллаха не составляет труда» (14:20).
Абдуррахим Шен
Köklü Değişim Dergisi